[World Serpent]

Миярка, сцуко, личность. она отбетила фик. По нарутохрени.
А кто-то еще хвастался, что покинул фендом...

СасуИта, пов Итачи. Он страдаюсчий, ня...
Автор - моя близкая подруга, вы ее все равно не знаете - Элли.

Ты слишком глуп. Меня не трогают твои игры, мне все равно, что ты думаешь и чувствуешь. Для меня ты – всего лишь запасной вариант. Возможность подлатать это глупое, ненадежное тело.
Ты ничего не значишь для меня, брат. Ни-че-го.
Когда-нибудь я скажу тебе об этом. Когда-нибудь. А пока я не могу говорить. Только хрипеть, чувствуя, как воздух оставляет длинные царапины в горле, раздирает легкие и оставляет горький привкус метла на языке.
Ни-че-го.
Я сделал это однажды и я сделаю это еще раз. И мне все равно, что ты сейчас сильнее меня. Как только я вырву твои глаза, все изменится.
Я стану сильнее.
Ты наклоняешься к моему уху и шипишь:
- Скажи-и…
Твое дыхание тоже сбито. Ты снова слабее меня. Отвратительно.
- Скажи-и!
Даже от того, что ты толкаешься в меня, я не чувствую ничего кроме брезгливости. Нет, это не гримаса боли у меня на лице. Мне просто противно от тебя. От твоей слабости. Ты отвратителен, Саске.
Думаешь, что если ты схватишь меня за горло, что-то изменится? Впрочем, да. Теперь я точно ничего тебе не скажу. И в ближайшие пару часов вообще не смогу говорить. Потому что мир вокруг затихает. Будто бы через сон я слышу твой голос. Разъярен и бессилен.
- Ненавижу тебя!..

Острые брызги ледяной воды заставляют вздрогнуть. Онемевшее тело будто пламенем загорается в тех местах, куда попал этот морозный огонь. Кожа тлеет, а мышцы судорожно сжимаются.
Может, открыть глаза? Но зачем? Я ничего не вижу.
- Не притворяйся, я знаю, что ты очнулся!
И не собирался. Какой смысл мне притворяться перед тобой? Ничтожество. Почему ты не отдал мне свои глаза сразу? Теперь мне приходится тратить время на тебя. Какой же ты надоедливый.
- Как себя чувствует моя маленькая сучка? Потеряла сознание от восторга?
Надоедливый и требующий к себе внимания.
Тело понемногу начинает приходить в норму, и твой удар ладонью я чувствую очень хорошо. Не боишься выбить мне все зубы? Два уже шатаются. Пара таких пощечин – и я наверняка лишусь одного из них. Есть будет неудобно.
Ты снова хватаешь меня за горло. Руки, перетянутые металлической леской, дергаются, когда воздуха снова начинает не хватать. Рефлекс. Но я почти кожей чувствую твою улыбку.
- Больно?
Еще один удар. Кулаком под дых. Больно. Глупое тело, оно чувствует боль.
- Ну?!
В твоем голосе нетерпение и какое-то фанатичное рвение. Чего ты хочешь добиться этим? Ты скорее убьешь меня, чем услышишь мольбу. Потому что когда я почувствую агонию, будет слишком поздно. Похоже, ты понимаешь это и не спешишь убивать меня. Ты каждый раз подводишь меня все ближе к краю, оставляя за мной выбор: шагнуть вперед или попроситься назад. Обычно я остаюсь на месте. Ты сам тянешь меня к себе. Почему? Зачем я нужен тебе теперь? Я не понимаю.
- Ну!
Это уже не пощечина, это полноценный удар. Прощай, нижний левый клык.
Ты отступаешь, давая мне выплюнуть зуб и кровь, неизвестно откуда взявшуюся во рту. А потом снова бьешь. По лицу, наотмашь.
Сильно, слишком сильно для моего слабого тела. Оно падает на спину, и я чувствую боль в только-только поджившей, теперь нещадно расцарапанной каменной крошкой спине.
Я прикусываю губу, пытаясь совладать с реакцией организма, и понимаю, откуда во рту столько крови. Губы прокушены в нескольких местах и не спешат заживать.
Следующее ощущение в этом мире, построенном на моей цели и глупой боли, кажется нелогичным и неправильным - это нежное прикосновение к щеке. Та же рука, которая только что оставила под глазом болезненную ссадину, теперь поглаживает кожу так, будто боится поранить неверным движением.
Да ты к тому же еще и лицемер…
- Скажи мне, что ты чувствуешь? Ведь ты этого хотел, да? Все эти «стань сильнее» только для того, чтобы не стыдно было сдаться на милость победителя? Скажи…
Почти через каждое слово – поцелуй. От этих лживых ласк мне хочется отшатнуться, но тобой это, без сомнения, будет воспринято как слабость. Впрочем, мне все равно.
- Скажи…
Опять. Как же надоело… каждый раз – повторяешь, словно заклинание. Говоришь и говоришь. Постепенно твой приказ превращается в мольбу. Ты жалок и отвратителен, Саске.
Ты целуешь меня повсюду.
Поверх твоих же побоев ложится льстивая шелковая ласка. Она скользкая на ощупь и в то же время шершавая, как змеиная чешуя.
Ты целуешь меня повсюду, где только можешь дотянуться. Но лучше бы бил. Так ты вызываешь у меня еще больше жалости, чем раньше. Ты выпускаешь свою слабость на свободу. Ты превозносишь желания своего тела и потакаешь им. Делаешь их целью своей жизни.
Ты мне противен.
Ты целуешь меня повсюду: даже обезображенные запястья, в которые врезалась стальная леска. Ты целуешь мои плечи, мой живот, мои бедра. Даже покусанную тобой же до кровавых синяков шею. Даже те места, до которых мне и прикоснуться-то страшно. Ты целуешь член, который так любишь сжимать во время оргазма, ты целуешь кончики пальцев, под ногти которых сам с немалым удовольствием загонял иголки, ты целуешь мои покрытые тонкой пленкой гноя глаза.
Ты никогда не целуешь моих губ.
Прокусанных и потрескавшихся, бессильно приоткрытых из-за отека на сломанном носу.
Как будто мои губы – это яд.
Я не отвечаю тебе, и ты начинаешь кусать и царапать. Я иронично усмехаюсь, представляя, что когда-нибудь мое тело не выдержит, и ты отравишься мертвечиной. Будет забавно.
Ты шумно дышишь мне в лицо и раздвигаешь мои бедра. Похоже, ритуал ухаживаний завершен. Когда же тебе это надоест? Мне это уже давно надоело. Я не понимаю, чего ты хочешь добиться. Я не понимаю, зачем ты это делаешь. Я вообще перестал понимать тебя, брат.
- Тебе же больно. Скажи…
Я уже давно не сопротивляюсь твоему напору. Зачем? Впервые это было для меня гораздо больнее и унизительней. В первый раз ты утверждал этим свою победу.
Ты задираешь мои ноги, закидывая икры себе на плечи, и я чувствую, что ты достиг предела – глубже в меня ты проникнуть просто не можешь.
Когда ты взял меня в первый раз, сразу после победы, я еще пытался что-то сделать. Пытался, пока не понял, что это бесполезно. Сопротивление – именно то, чего ты хотел от меня. Ты избивал меня сопротивляющегося, но когда я перестал противиться, ты все равно избивал меня.
Ты глуп и нелогичен. Я бы мог научить тебя, как нужно ломать людей. Мог бы. Но это бесполезно. Тебе нет дела до людей. Для тебя важно только одно: сломать меня. Для тебя есть только я. Не этого ли я добивался?
Толчок, еще толчок – и твои движения становятся судорожными, быстрыми и агрессивными. Ты – победитель. Я – побежденный. Но я-то знаю, что все наоборот. Тешь себя, я разрешаю тебе. Чем больше ты о себе возомнишь, тем нагляднее увидишь свое бессилие.
- Скажи!!!
Снова пощечина. Похоже, скоро я останусь и вовсе без зубов.
- Ненавижу!!!
Я растягиваю губы в шальной, бредовой улыбке.
- Да-а…
Ты застываешь в нелепой позе, и я чувствую, как ты выскальзываешь из меня. Странно, но это движение приносит больше боли, чем когда ты был внутри.
- Ты признал! – Бьюсь об заклад, твои глаза победно сверкают.
Ну же, еще два слова! Кровь из прокушенных губ снова заливает рот жидким металлом, а язык кажется неповоротливой лепешкой.
- Нена… видь… меня…
Пытаюсь сказать, но ты не слышишь меня. У тебя в ушах звенит слово «победа». Победа, победа! Только я знаю, что я еще не сдался.
- Ты признал меня, брат!
И что? Какая разница? Разве от этого что-то изменится? Хотел бы я задать тебе эти вопросы, но глупое тело не слушается. Оно вообще не ощущается больше. Ни боли, ни сонливости. Мне тепло, мне не больно. Как же замечательно… Я умер? Жаль. Хотя, наверное, не стоит жалеть, если здесь так хорошо. Плохо только одно. Я не хочу умирать.
Ну же! Звуки, ощущения, куда вы подевались? Почему я могу думать и не могу чувствовать своего тела?
…Я…
Получить Вечный Мангеке. Победить Мадару.
Это могу только я.
Получить вечность в свои руки. Неограниченную власть. Никто меня больше не сможет заставить делать что-либо.
Я смогу быть свободным.
Плевать на боль, плевать непослушное тело и глупого брата, который возомнил себя моим победителем. Плевать! Но я хочу еще слишком многого. Я могу терпеть, я могу ждать, но я…
…Не хочу…
Что такое смерть? Небытие. Невозможность сделать что-либо. Как же это мучительно…
…Не хочу!..
Они не понимали. Они никогда не поймут. Никогда не узнают, что такое настоящая сила и настоящая свобода. Они, скованные паутиной бестолковых иллюзий и бесполезных моралей. Жалкие, слабые, слепые, как котята. Они живут и умирают безропотно.
Они – не я.
…Я не хочу умирать!

- Саске, это невозможно!
- Мне плевать. Сделай все, что можешь.
- Но, Саске… на нем и живого места нет. Кто мог такое сделать с человеком? Это же… Как дикие звери подрали. А состояние глаз… Саске, он гниет заживо, понимаешь? Я даже боюсь представить, что с ним делали. Милосерднее будет убить.
- Нет. Он должен жить. Сакура, я знаю, ты можешь многое. Сделай все, на что способна.
- Но… Ты понимаешь, что он никогда не сможет стать нормальным человеком? Зачем так мучить его?
Знакомые голоса. Это они обо мне? Да, ты, видать, постарался на славу, братишка. Бестолково искалечил меня, так и не добившись результатов.
- Саске, я только одного не пойму… Зачем он тебе? Ты ненавидел его всю свою жизнь, а теперь в каком-то мифическом путешествии случайно отбил у неизвестных подонков и притащил в Коноху, чтобы я его вылечила. Ты ведь и сам понимаешь, что история шита белыми нитками.
Умная девочка, проницательная девочка. Кажется, Сакура, да? Так вот, будь осторожна, Сакура. Если не хочешь составить мне компанию в лапах «неизвестных подонков».
- Я не просил тебя разбираться в том, что произошло. Я попросил вылечить его, или хотя бы привести в чувства.
Усталый вздох.
- Саске, я оказала ему первую помощь. Больше без специального оборудования, трав и медикаментов я ничем тебе помочь не смогу. Тут работы с одними глазами на две мед-команды, уж не говоря о побоях.
Да, братец, ты, похоже, перестарался. Но не волнуйся. Я не умру. Я сейчас очень хорошо понимаю, что не хочу умирать. Как сильно я не хочу умирать.
- Саске…
- Что еще?
- Выбирай: или мы несем его в госпиталь, или я тут же делаю ему инъекцию смертельного яда. Я думаю, второе будет лучше… В Конохе его вылечат, но осудят и казнят. Хватит, он и так намучался, разве не видишь?
Молчание.
И долго же ты будешь решать мою судьбу, Саске? Вот сейчас мы и посмотрим, какой из тебя победитель. Ты ведь не можешь без меня, да? Я знаю. Я видел, я чувствовал. Если бы я не был нужен тебе, ты не стал бы делать всего этого. Если бы я не был нужен тебе, я был бы уже давно мертв. У меня только один вопрос: зачем. Зачем я тебе нужен? Неужели ты не можешь жить без ненависти? Тогда между нами нет разницы. Сейчас я не проживу без медицинской помощи, а ты не протянешь долго без инъекции сыворотки ненависти в кровь.
В родную, родную, родную кровь. Ту, в которой у меня руки по локоть.
- Делай.
- Ты уверен?
- Да.
Что? Что-то не так! Ты не сможешь! Ты не сможешь без меня!
Это ложь! Мне натирают спиртом кожу на сгибе локтя. Там еще остались вздутые следы уколов какой-то дряни, которую мне вводил Саске. Я ничего не помнил после этого.
Брат, останови ее! Ну же, давай! Скажи «нет»! Ты не сможешь меня убить вот так, чужими руками!
- Нет, постой.
Вот! Хороший мальчик, умница мальчик! Мой мальчик…
- Я сам это сделаю. Сакура, выйди.
- Но…
- Выйди.
Вот так… Сам, да? Сам. Все равно уже лучше. Я хотел бы, наверное, умереть от твоей руки. Только на этот раз – быстро. Но, черт возьми, как же хочется жить…
- Открой глаза.
Ты подходишь ко мне и садится на кровать. Она прогибается под тобой и скрипит пружинами. Только что заметил – я ведь на кровати, а не на полу камеры. Жутко непривычно.
- Зачем?
Мой голос слабый и хриплый.
- Хочу их видеть.
Медлю немного. Я не понимаю твоих желаний.
- Зачем?
- Не задавай вопросов. Просто открой глаза.
Поднимаю веки. Кажется, это должно делаться как-то так… И тут же чувствую на губах влагу. Что это? Твои губы. Ты захотел выпить яда с моих? Ну точно, облизываешь и исследуешь языком, нежно поглаживаешь вздувшиеся воспалением прокусы и тещины.
- Я тебя ненавижу. Неправильно, неправильно ненавижу… Я не могу жить без ненависти…
Ты идиот, братец. Глупый маленький брат. Ты думаешь, что я умру? Что я дам умереть тебе? Моей части, моим глазам и моей силе? Никогда, Саске. Никогда.
- Ты слаб.
Отшатываешься, как от пощечины. Жаль, я не вижу твоего лица только и могу, что предположить твои действия по колыханию воздуха.
- В тебе мало ненависти, Саске…
- Во мне? – Шипишь. – Да я ненавидел тебя всю жизнь, тварь! Я ненавижу тебя! Ты разве не слышал, что говорила Сакура? Это моя ненависть изувечила тебя, это сейчас из-за моей ненависти ты умрешь!
- Глупый…
Ты пытаешься заткнуть меня, вонзаясь в мой рот, руками сжимая мне горло, но ты ведь сам понимаешь, что я прав. Ты оставил меня в живых и теперь хочешь умереть вместе со мной.
Это не ненависть, Саске. Все это время ты хотел меня. И желал до последнего добиться от меня взаимности. А теперь ты просто убегаешь от случившегося. От факта, что мне ты не нужен. Но мне нужен ты. Другой ты.
Отпускаешь мою шею и мои губы, и сам пытаешься отдышаться.
- Глупый… Ты нуждаешься во мне.
Ты даже не бьешь. Просто шепчешь, тяжело дыша.
- Замолчи.
- Ты желаешь меня…
- Заткнись, тварь!
- Ты любишь меня.
- Нет! Ты бредишь!
- Я нужен тебе, Саске.
Ты даже не возражаешь теперь. Молчание – не такой уж и плохой ответ.
- И мне ты тоже нужен.
Нет ответа. Только что-то тяжелое падает на грудь. И тишина. Наверное, это первый на моей памяти раз, когда мне стало настолько страшно. За другого человека.
Я сумел позвать Сакуру. Она искренне удивилась, что я смог разговаривать. Потом ругала Саске, делая ему инъекцию противоядия, а потом укладывая на постель рядом со мной. Он был без сознания, и когда Сакура захлопнула за собой дверь – побежала за Цунадэ, - я позволили себе зарыться пальцами в жесткие волосы брата.
Глупый, глупый. Как же хорошо, что я не стал вестись на твои пытки и не сорвал себе голос. Иначе бы ты умер. Ты, моя последняя возможность стать сильней.
- Глупенький…
Странно, но тогда мне впервые захотелось поцеловать тебя. Отравить тебя…
Сакура вошла совершенно бесшумно. Я убрал руку от твоих волос и почувствовал, что мои физические ресурсы исчерпаны. И все, я больше не могу ничего сделать, даже закрыть бесполезные глаза.

Какая же замечательная эта Цунадэ. Она не охала, не ахала и не сочувствовала. Она сразу определила, кого куда. Меня – в операционную, а Саске – в палату с капельницей.
Отряд АНБУ тащил меня через все селение – я слышал гул голосов. Некоторые даже казались знакомыми. Только тогда я с запоздалым удивлением осознал, что все это время пребывал в Конохе и, в принципе, достаточно было закричать для того, чтобы меня вызволили.
Наверное, процессия смотрелась забавно. Цунадэ, четверка АНБУ, я в обморочном состоянии, и Сакура, которая тащит за собой Саске.
Когда мне вкололи обезболивающее, я окончательно перестал понимать, что происходит вокруг. Мое сознание угасло и долгое время не возвращалось.
Но я был жив. И Саске. И этого было достаточным стимулом для того, чтобы прожить еще день.


tbc...